Патагония была создана с помощью нежной акварели. Здесь белое молоко льда сливается с прозрачным хрусталем, здесь лед переливается миллионами оттенков голубого и синего, здесь миллиарды тонн снега лежат тысячи лет, прессуются под огромным давлением в лед и ползут, ползут вниз, чтобы стать айсбергами на короткое мгновение и умереть, растаяв.

Тишина и покой царят в Патагонии. И только ветер срывается с горных вершин и воет в нагромождении ледяных глыб, только треск огромной толщи ледника иногда оглушительно стреляет, разрывая эту первозданную тишину таким отчаянным звуком, как будто рвут огромные лоскуты дорогой тяжелой материи. Отколется иногда огромная глыба и с громогласным раскатом величественно рухнет в воду. Да так, что долго еще по тихому озеру ходят огромные мощные волны. А на свет в этот момент появится новорожденный красавец-айсберг, переливающийся всеми оттенками ультрамарина и покрытый великолепным лаком медленно стекающей воды.

Здесь везде акварель – нежно голубое небо переходит на горизонте в еле заметное на этом фоне ледяное поле. Этому льду еще ползти и ползти тысячи лет, все уплотняясь под своей тяжестью, все больше пропитываясь по пути снегом и влагой, падающей сверху, становясь все крепче и темнее. Наконец этот древний лед выходит на обозрение всей своей огромной высотой – внизу совсем темный, как будто эту древнюю, почти черную акварель густо намазали, почти не разбавляя. Поднимаясь все выше, лед перетекает из этого иссиня-черного обсидиана тысячами сочетаний сначала в ярко-синее индиго и постепенно – через васильки и сапфиры становится тем драгоценным засахаренным ирисом, что так красиво переливается на солнце. Бирюза, сапфиры, аквамарины – драгоценные сколы, лоскуты, глыбы и утесы прячутся здесь в этой древней толще. Фиалка, васильки, лаванда – целые рощи и заросли скрыты во льду!

Юлий Цезарь покорял мир, египтяне строили пирамиды, Бетховен писал 9-ю симфонию, Пушкин работал над «Евгением Онегиным», а эти льды уже тысячи лет ползли здесь. Нежная акварель здесь была разлита с Первого Дня – только акварель может слиться с бумагой так, чтобы не было заметно перехода от едва различимого цвета к прозрачности бумаги.

Лазурь молекула за молекулой тихо испаряется с жемчужной поверхности, растворяется в воздухе, а ты дышишь этой синевой, дышишь, пытаясь пропитаться ею на всю оставшуюся жизнь, сохранить в себе часть истинно Вечного…